Без коньяка провинциальный балет невыносим. Даже стаи половозрелых балерин его не спасают. Это удивительно, я думал, ноги в белых колготках всесильны. Оркестр рыдает, Чайковский такой Чайковский, и всё равно унылое болото.
Хорошо хоть, мы есть. С нами бедный зритель не грустит. Мы зеваем громче оркестра, внезапно хохочем в трагическом месте, и другими разными способами не даём публике уснуть, вопреки стараниям дирижёра по фамилии Дубочек.
Например, Маша выждала паузу и спросила так, чтоб слышал и балкон.
- А перед нами сидит тётя, у неё губы силиконовые?
И партер обернулся поглядеть, из чего у тёти губы. Балкон тоже хотел бы увидеть, но побоялся упасть.
Раньше эта тётя хотела быть заметной. Она надела красивое серебряное платье. Или даже алюминиевое. Спереди вырез, на спине вырез, снизу, и где голова торчит - всюду вырезы. Хорошее, издалека различимое платье, сшитое из женских обещаний. Но девушка даже не мечтала о таком успехе, чтоб затмить представление. Она обернулась и посмотрела на нас с благодарностью. Ну, мы так подумали, это благодарность в её глазах. Пылает.