Пятачок умирал тяжело. Черты его запрокинувшаяся кверху рыльца зловеще заострились, желтые зубы глухо цокали друг об дружку. Ярко бледная пятачина покрылась крупными каплями предсмертной испарины. Из маленького, покрытого подвижной пленочкой глаза, медленно выкатилась и застыла густая мутная слезка. Свинка закашлялась и начала долго и дробно дрожать, как будто бы в ужасном холодильнике мясобойни. Уверенно приближалась неизбежная болезненная агония.
Сидящий рядом на звериных корточках Вини-Пух не мог сдержать душивших его рыданий. Периодически он, падая на заголившуюся грудь Пятачка, начинал биться в безудержной истерике, приближая этим кончину и без того ослабевшего животного.
- А помнишь, как мы ослику вместо хвоста ж и в о г о скунса “моментом” приклеили –вот веселуха-то была; а как живую пьяную сову через рот мокрой ватой набили - чучело делали. А помнишь, как я тебя через жопу надул, будто маленький шарик, и мы с тобой у пчел мед тырили, и как я потом вниз головой от пчел смотался, а у тебя не получилось, потому что был как маленькая тучка и потому опуститься не мог. Между прочим пчелы тогда были уж очень ж и в ы е. Вот видишь - все они Живут, а ты помираешь как последняя… - подбодрил Пятачка добрый друг Винни Пух и снова задергался в глухих истерических рыданиях.