Не ловись, рыбка...

В восемь лет, на рыбалке, батя впервые назвал меня «старик». Тогда-то и появилось у меня седое пятно.
Батя был страстный рыболов. Если бы за хобби полагались награды, ему бы дали именное удилище с инкрустацией и гравировкой.
Ковыряние в носу на бережке с удочкой, – романтизм и художественная литература, считал он. Вот в ночное на сомов, или наплести как взбесившийся паук дюжину косынок и поставить все разом, чтоб полный рюкзак рыбы – это уже кое-что.
Я был ему спутником, даже в неоправданно рискованных для ребенка мероприятиях. Но, это материнская воля – мама рыбалку презирала, зато любила отца и потому благословила меня на приключения, чтобы тот был под присмотром.
После первого брака, у нее были железные основания не доверять мужской братии.
Повзрослев, я её понимаю. Вот что гонит уработавшегося с фрезером работягу, в кровный выходной, в ночь на сомов? Навьюченного, как ишак, за пятнадцать верст на педальной тяге, – машины-то нет, а автобусы туда не ходят.
А в мороз и вьюгу, – буровить дырки во льду? Да не с краешку, а сразу посреди бескрайнего водохранилища. Туда и обратно на лыжах. Это было выше её понимания, и она заподозрила – а не бабы ли? И крестила меня в дорогу.