Запах общей бани начинался еще на улице. Почти парфюмерный микс сушёной листвы веников, растаявшего в теплом помещении снега, плохо сбитого с обуви и ещё что-то едва уловимое, чего нигде не встретишь больше, только тут.
В предбаннике стоял тихий гул. Громко разговаривать тут не принято.
Мне шесть лет, я давно разделся, стою, переминаясь на холодном полу, сжимаю в руках мыльницу, которая скоро станет моим боевым кораблем, запущенным в акваторию океана, плещущегося в жестяном тазике. Папа акуратно складывает свои брюки в шкафчик, ставит в бездонную глубину нижней полки мои валенки, и мы идём в помывочную.
Тепло обдаёт меня сразу за ее дверью. Здесь уже громко. Кто-то уронил таз, кто-то переговаривается, кто-то смеется, кто-то с шумом наливает из крана горячую воду.