Говорят мужчины не плачут. Неправда, плачут и плачут навзрыд.
Через наш полк прошло много ребят. Многие получали ранения. Их увозили в госпиталь и с ними, может быть, когда нибудь и встретимся. Некоторые были убиты при боевых операциях. С ними прощались торжественно. На полковом, приспущенном знамени траурная лента. Перед строем наш командир говорил речь, хотя это было запрещено и могли очень строго наказать. Но командир никого не боялся, говоря, что хуже уже некуда, а ребят нужно достойно провести в последний путь: ведь кроме нас и их родных о них никто никогда и не вспомнит.
Это были тяжёлые минуты для всех: и новобранцев, которые пороха не нюхали, и старослужащих, которые не первый раз стоят в таком строю, и офицеров, которые чувствовали вину, что не уберегли пацанов, и командира, на плечах которого лежала ответственность за нас всех. Нам всем было тяжело, горько, и обидно. Мы понимали, что с этими ребятами, с которыми столько пережили, делили сухарь, патрон, смеялись, огорчались - мы уже никогда не встретимся. Не знаю, где командир брал слова, чтобы утешить, но это у него как-то получалось, хоть горечь потери оставалась.