В детстве, когда город заметал первый ноябрьский снег и лужицы превращались в серые ледянки, я надевал кирзовые сапоги с заломанными отворотами, ватник и обматывал вокруг тощей шеи длинный вязаный шарф цвета ультрамарин.
Кирза охуенно скользила по свежему льду; кованный носок смачно входил в голень случайно зашедшему в наш двор лоху; если на кожаных отворотах болтались пришитые уши из тесьмы, можно было гордо спиздануть, что это десантные и батин/дядин/старшего брата подарок. Было понятно, что это чистой воды пиздёж, но всем было похуй.
На ватник лепили значки с Лениным. Пионерия и Комсомол плавно съезжали в небытие, оставляя за собой трогательные руины в виде разрушенных летних лагерей, обезлюдевших пионерских и комсомольских комнатах в школах, в которых теперь по вечерам частенько репетировали старшеклассники. Самодельные усилки трещали, выплёвывая септ-аккорды, взятые на электрогитарах Урал.
Там меня впервые научили как играть «... о-оо, моя оборона» и прочую хуйню.
Потом я спиздил в районной библиотеке самоучитель, у знакомого соседа - алкаша гитару без струн и колков, и понеслась.