Ехал на добром коне богатырь - добрый молодец, да думу добрую думал. Не совсем, правда, дума та была доброю, а скорее - мрачною, да тяжкою. Да и молодец был не шибко добрый, а скорее раздраженный, голодный, да тела женского вожделеющий истово. А конь и вовсе не был конем, а мерином, что сказалося в характере его не в лучшую сторону, вопреки обещанию коновала тутошнего, сию операцию позорную свершившего.
- Все, не можу боле! - объявил недобрый молодец, и остановил недоброго мерина коло ближайшего столба придорожного с грамотками на нем висящими, что о найме рабочих, конюхов, ковалей объявляли, да с указами царскими. - Жаниться хочу! И немедля! Силов нетути ни крошечки, совсем обезжиленный! Мне надобно пожрать, бабу и денег, да поболе!
Презрительно фыркнул на речи сии мерин неласковый, будто бы молвил, что первыми двумя пунктами и он не погнушался бы, поелику с яствами и у него негусто, а с бабами, благодаря хозяину «заботливому» у него теперь и вовсе вечный облом. Стремяся показать всю глубину обиды своей лютой, мерин богатырский, повернувшися в сторону седока, еще громче фыркнул, плюнуть тому в глаз возмечтавши, но хозяин, опытом горьким наученный, ловко в сторону отклонился, и смачно хлопья пены зеленоватой прямо в центр царского указа приземлилися. Проследил богатырь задумчиво взглядом незорким за полетом слюны конской, да заметил нечаянно буковки, вензелями украшенные, выведенные каллиграфически и в интересные слова складывающиеся: "И полцарства впридачу".