Мы выросли в разных мифологиях. Американцы поколениями зарабатывали собственность, зная, что она принадлежит им по праву и навсегда. Советскому человеку, кроме права умереть, никто ничего не гарантировал. Когда последний романтик коммунистического труда вышел из комы и понял, как крепко его наебали, властям стало ясно — нужен отвлекающий маневр. Исходные условия: двести пятьдесят миллионов нищих, которых нужно чем–то занять. В собственность ничего давать нельзя, хлопот не оберешься. И тогда изобрели дачу.
Домик за городом, на бесплодном участке размером с гулькин хрен? Кругом – бдительные соседи, которые порвут горло за десять сантиметров земли, им даже не принадлежащей? Заманчиво! воскликнул советский гражданин, у которого испокон веку в кармане были блоха на аркане да вошь на цепи.
Моя дача началась, когда одним весенним днем мы с папой отправились на вокзал и сели в электричку. Я не помню дороги, но хорошо помню, как впервые увидел длинную ложбину, заросшую редким ельником и осиной. Нас было несколько десятков человек с инструментами. Папа привез с собой туристический топорик в брезентовом чехле. Мне очень нравился тот топорик с удобной рукояткой, облитой резиной, но папа не разрешал с ним играть. Очевидно, топор оказался говенным, я помню, как он матерился сквозь зубы, борясь со скользким осинником. Под ногами была абсолютно мертвая земля — песок и галечник.