Перебирая старые бумаги, Лара нашла документы на баню. Оказалось, я женат на барыне-латифундистке. Но моюсь в треснутом китайском душе. А мог бы прыгать с шипением в пруд и удивлять коров своими плавными обводами.
Лара говорит, там нет коров. И людей нет. До ближайшего трамвая семьдесят километров. Там банды диких зайцев. Но что для Лары тайга и север, для меня родовое гнездо и сердцу милый уголок.
В ближайшую же пятницу мы поехали наслаждаться дачей. Я всегда считал ̶ч̶т̶о̶ ̶л̶ю̶б̶о̶в̶ь̶ ̶и̶г̶р̶а̶, что дачи строят инопланетяне, не верящие в триединство дивана, телевизора и чипсов. Теперь же, стоя в одной пробке с другими помещиками, я жалел горожан, которым недоступны росы, соловьи и сметана жирностью 300 %. Им не дано шлёпать селянку Лену по тому, что она сама в себе считает спинкой. Им не гулять в трусах, не ведая стыда. И конечно, яблоки из магазина ничего не скажут о рае и пороке. Я спешил туда, где парниковый огурец наш компас земной и награда за смелость. Туда, где из событий только дождь или его отсутствие. Я ехал к крыжовнику, фехтованию на лозинах, к реке и девкам с коленками. На дачу моего детства ходил жёлтый автобус, весь в лунной пыли. Всю дорогу из-за малого роста я видел только чьи-то огромны сиськи. Теперь как царь, в собственном ситроене, на двоих четыре сиськи, еду.
Ещё на даче хорошо переживать катаклизм. Горожане жарят крыс и голубей, трубят в пустой водопровод. А у тебя колодец, куры, в погребе банки с маринованной лебедой.