Каждое утро начиналось для Дика одинаково. Голод. Щемящий, тянущий изнутри, обволакивал, гнал по периметру клетки. Их было десять. Десять небольших клеток вдоль стен дощатого барака. Стоило кому-либо из собак завыть рано утром, как тут же подхватывали остальные. Многоголосый вой разносился в округе жалобным собачьим плачем.
Часто по утрам откуда-то издалека доносились звуки громыхающей грозы. Дик давно не боялся. Грохот, далёкий невнятный, накатывал волнами. Это было не опасно. Дик помнил, ещё щенком, свою первую, сверкающую молниями, грозу, когда прятался в углу маленькой тесной будки.
Тогда у Дика были хозяева. Они приносили еду по утрам в железной миске. Трепали по холке и за ушами. Потом, когда Дик уже вырос, был грохот и горели дома. Хозяева куда-то исчезли, и Дика нашёл старшина. Его теперь Дик считал за хозяина. Все три месяца, что они были вместе. Старшина был в зелёной одежде и от него пахло терпким табаком.