Утро просочилось противным писком китайского будильника. Петров протянул руку и хлопнул его по голове. Тот заглох. Тогда Петров разлепил веки, и повернул голову. Подушка рядом пустовала. Над ней болтался тонкий аромат женских духов. Петров зевнул, расчесал пятерней грудь, и сел. В голове от резкого подъема потемнело, но сознание успело сфотографировать пустую бутылку из-под шампанского, пепельницу нашпигованную бычками, два бокала и бутылку коньяка, толпящиеся на прикроватной тумбочке. Через секунду к нему вернулась ясность, и с болезненной остротой похмелья он отметил, что в мятые шторы опять упирается жаркое июльское солнце, а через форточку в комнату льются суетливые городские шумы. Оторвав жопу от постели, тяжело шлепая ногами Петров поплелся к ванную. Пересекая коридор засек мельтешение за стеклом кухонной двери, кто-то готовил еду. Петров умылся, почистил зубы и вернулся в постель. На часах было девять. Он закрыл глаза.
- Просыпайся соня!
Петров вздрогнул, и разлепил веки. Она стояла возле кровати и улыбалась. Голая шея, водопад темных волос, холмики грудей и пизда дразняще выглядывающие из разреза халата. Хуй Петрова ожил.