Утро выдалось просто отличным – на голубом небе ни облачка, солнце ещё не начало палить, как днём, а только ласково пригревало, ветер едва шевелил листву на деревьях. Проорали петухи, радостно приветствуя новый день, гуси, деловито погогатывая и бессовестно роняя на асфальт погадки, направились к пожарному пруду, и пастух, сидя на постоянно фыркающей и мотающей головой от надоедливых мух лошади, прогнал стадо коров на пастбище.
- Антоновна-а-а-а-а! – бабка Зина навалилась внушительным бюстом на невысокий соседский забор. Никто не ответил, хотя ее соседка, молодайка Верка, в это время обычно была дома. Бабка ещё немного покричала, потом что-то заставило ее выйти на улицу и зайти к соседке.
- Верка-а-а-а! – ещё раз позвала бабка. Ответом было молчание.
Бабка, кряхтя, поднялась на крыльцо и зашла в дом, подслеповато щурясь. В комнате царили полумрак и тишина, но с приходом бабки с жужжанием поднялись мириады мух. На столе что-то белело, и, когда бабка пригляделась, то со страшным вскриком упала в обморок – на краю стола на нее невидяще смотрели два человеческих глаза, за которыми волочились красные жгутики нервов…