В начале нулевых дело было. Я тогда с местными мусорами плотно дружил, т.к. много разных общих дел было - не суть. Под вечер в отделение заходил подобно как иной заходит в пивбар у дома: поболтать-попиздеть, то-сё, анекдоты, поржать, договориться о том-сём.
И вот как-то также забежал, поздно уже было. Вечером. А мне мой знакомец говорит: хошь поржать? Пошли, чо покажу. И рассказывает по дороге: взяли мужичка вчера. Мать сдала. Керосинит третью неделю, уже и пропил всё, что мог, и в долги залез, и чертей ловил, и голоса слышал, а всё никак остановиться не может. Мать говорит - нарколога вызвала, а этот на карниз, в окно полез - выкинусь, мол, как есть, ежели ко мне кто подойдёт ближе чем на пять шагов! - а живут толь на шестом, толь на восьмом этаже - в общем, ничего хорошего на земле не ждет. Нарк-айболит как это увидел - сразу лыжи в гору: "ебись сама со своим алкашом, мамаша!".
Ну, а позавчера - мать рассказывала - совсем, значит, досинячился: туалетный шкаф выпотрошил, и всю химию почти, какая там была - в себя, натурально, и употребил. Утром синезелёный, трясётся, говорить не может, жестами показывает - помираю, мол, и жёлтая ядрёная пена из него прёт. Мать, ясен павлик - скорую. Пока скорая ехала, а мать её на повороте во двор встречала (там дворы сложные, так с того дома скорую всегда на дорогу встречать ходют, чтоб, значит, не шароёбились по тупикам, время драгоценное не теряли, слепошарые) - этот ожил и съебаться успел. На станцию. Но странно ожил: начал там на людей набрасываться... мамаша, как только со скорой разобралась (ложный вызов же!) - сразу до нас. Ну, там, на станции его и взяли...