Мы пили четвертый день. А это значит, что последние двое суток мы уже почти не спали. Иногда мы ненадолго выключались, чтобы не умереть. Но у нас всегда оставался алкоголь. Мы просыпались и пили водку. Она шла как вода. Мы не чувствовали ее вкуса, запаха, даже эффект практически пропал. Мы казались себе абсолютно трезвыми. Отчасти так оно и было. Наши организмы расщепляли алкоголь как будто бы еще до того, как вступали с ним в непосредственный контакт; то есть еще в рюмках. Стаканах. Бутылках.
В каком-то кабаке на Мясницкой я пил водку прямо из гладкого пузатого графинчика. Он отлично лежал в руке. Посетители и персонал ничего не имели против моего запоя. Я им не мешал. Я был вменяем. Я же не алкоголик, я просто пьяница. У Шурика иногда начинал заплетаться язык. Потому что он как раз алкоголик. Это меня раздражало, поэтому я старался говорить как можно больше, не давая разговаривать ему.
Текила, ром, джин, самбука, коньяк, виски, вино и уж тем более шампанское были оставлены далеко позади – еще где-то в районе второго вечера стало ясно: только водка и пиво. Причем больше водка, чем пиво. От пива начиналась изжога. Еще мы иногда могли пить шоты.
Там был очень мягкий свет, в этом кабаке, и мягкие подушки. Мягкие, но упругие. Как женские задницы. Хотя, может быть, мужские тоже такими бывают, я не знаю. Я вышел в сортир, отгороженный от зала стеклянной матовой дверью. Она была непрозрачной, но из-за того, что она была стеклянной, мне все время казалось, что за мной наблюдают. «Сраные эротоманы» - подумал я, трогая себя за задницу. Нет, женская жопа безусловно совершенно другая на ощупь. Совершенно иная вещь.