Егорка, всхлипывая утирал слезы и шептал сквозь зубы: «Твари! Убью всех. Подкараулю поодиночке и убью!» Утерев подолом рубахи окровавленные губы и бровь, он поднялся и медленно побрел к дому. «Опять мама расстроится… А я виноват что-ли?»
Злость потихоньку проходила вместе с пониманием того, что никого он не подстережет и никого не убьет. Так уже было и не раз, его били, а он тихо терпел и потом пробирался закоулками, чтобы прошмыгнуть мимо фиксатого Гришки и его компании, не дававшему ему прохода, как маменькиному сынку и интеллигенту сопливому...
Шел июнь тысяча девятьсот сорок первого года. Егорка успешно заканчивал консерваторию по классу виолончели и ему пророчили великое будущее. Паганини, Моцарт, Вивальди. Он жил ими и музыкой. Струны инструмента вибрировали в нём гармонией души и мечтами о том моменте, когда он в блеске рампы, выйдет на сцену Большого театра и все скажут: «Блестяще! Восхитительно!»