Есть, есть у нас с ней свой раскалённый июльский денёк, куда ныряю нет-нет, где я беспощадно молодой и пьяный, в нелепой сетчатой шляпе и широких плечах, а она вся в шлёпанцах и тонком ситцевом халате, под которым то, что мне нужно остро, до онемения скул. Там, в том дне, воздух дрожит над крышами и пахнет горячей травой, оплавленным битумом, жаркой дорожной пылью. И слышишь, как в истоме млеют сверчки, бессильно развалясь кверху пузом. Там лето подогревает страсть, разгоняя по жилам мутноватый шнапс, разбавленный на треть из крана, с кусочком льда, с прохладным ломтиком сала. Молодая кровь, обвисшие на коленках треники, тапки, хмельной оскал в моём перекошенном хамоватом лице. Там на даче только двое.
Всё возникло в один щелчок пальцев, - вот так, - стоило ей лишь мелькнуть за забором с какой-то пошлой поливалкой. Она поливала огород. Я шёл мимо, переполненный до краёв. Стало вдруг тесно внутри себя. Я трещал от любви.
- У меня день рождения, Галка. Давай по пять капель.