А фамилия у капитана была смешная - Бубенчиков.
Не то из-за фамилии, не то из-за неказистой, совершенно штатской внешности, капитана всерьез не воспринимал никто. Ни командир дивизии, ни бойцы его батальона. Тем более, батальон был специфический, саперный. Мужики там были матерые, опытные, умелые. Некоторым двадцатитрехлетний комбат в сыновья годился, некоторым во внуки.
Поправляя очки, комбат шел по жидкой псковской дороге. Как сказать, шел? Скорее, скакал галкой, хромая на раненую ногу. Хорошо не перебило кость, плохо, что задело нерв. Но работа есть работа, три месяца в госпитале и домой, в батальон... Бубенчиков очень жалел, что наступление шло без него. Там в прошлом, была первая блокадная зима, когда он похоронил семью и соседей, были атаки и отступления под Синявинскими высотами, было топтание на пятачках невских болот... А вот Волховский и Ленинградский фронт шагнули, наконец, вперед. тяжело шагнули, медленно, но упорно.