«Прошу прощения. Мне нужно позвонить», -- Юлия Алексеевна сжала телефон и вышла в комнату отдыха. Сотрудники понимающе переглянулись, кто-то хмыкнул. Ни от кого не секрет, что через минуту «шефиня» вернется с коньячным блеском в глазах и мятой во рту, а еще через три-четыре таких «звонка» улыбнется размазанной улыбкой и скажет: «Ладно, ребят. Хватит о работе. Как жизнь, вообще?» ...И тогда – пиши пропало, можно забыть о планах на скудный остаток вечера. Юля все более и более заплетающимся языком будет учить подчиненных тому, как надо жить «личную жизнь». Хорошо, если хотя бы к полуночи наколдырится до икоты и отпустит.
Рябчуков – вечный зам -- сжал челюсти. В последнее время Юлька совсем слетела с катушек. Еще чуть-чуть – и никакая протекция папы не поможет удержаться ей в президентском кресле «Госбанка». Да и фиг с ним – с креслом! Рябчуков любил Юльку. Со времен французской школы любил. Женился, разводился, становился отцом, женился по второму заходу, позволил еще двум хорошим женщинам от себя родить, но только Юлька оставалась единственной. Теперь эта единственная неумолимо спивалась. Рябчуков обеспокоенно посмотрел на плотно закрытую дверь комнаты отдыха: ну, чего она там застряла? Дура.