Тут, конечно, да – черт нас дернул посередь ночи в лес идти. Да это все Палыч нас сгоношил. Мол, надо сейчас идти, а то, дескать, утром другие клад отроют. Ну, у нас-то пьяных страху-то никакого. Да и умишка, конечно, тоже. Вот и поперлись. По стакану еще влупили, пузырь прихватили, лопаты в хлеву взяли, да и пошли.
Ну, пока через поле-то чесали, вроде и ничего еще. Посмеивались себе только, да бутылку друг другу передавали. А как к лесу подошли, так малость и поостыли. Стоит, зараза, темный, хоть глаз выколи. А в тишине чудится, что то там что-то хрустит, то там что-то завозиться. Вроде даже пыхтит кто-то. Жуть, в общем. Но вида-то не подаем. Даже посмеиваемся, нервно так. Один Палыч, зенки уже так накатал, что и черт ему не страшен. Говорит, что, мол, что встали? Дескать, не дрейфь – тут не далеко. Он, дескать, этот лес как облупленный знает и сейчас мигом нас на нужное место и выведет.
А нам-то уже и клада того не надо. Стремно-то как вокруг, да ведь вида выказывать не будешь: это сейчас у всех рожи хмурые, а на завтра ведь, сволочи, засмеют хуже некуда. И у каждого на харе такая мысль. Ну, кроме Палыча, конечно. У него на харе только глазища осоловелые, что у того филина.