В пятницу после работы решил зайти к старому другу. Открывает Леха дверь в квартиру, и сразу становится понятно, что-то тут не то. Такое лицо у моего дружка может приключиться только в одном случае, это если «Зенит» на пять лет дисквалифицируют… На морде семь на восемь написана вековая скорбь. Из-за приоткрытой двери в комнату доносится какое-то подозрительное хлюпанье и вроде даже приглушенные рыдания. Поскольку из представителей слабой половины человечества в квартире может находиться только и исключительно благоверная моего товарища, задаю резонный вобщем-то вопрос: «Из-за чего поругались то?...». Леха открывает стенной шкаф, долго там роется на нижней полке, что-то оттуда достает и молча мне протягивает…
Ручки то у бывшего пулеметчика ПК музыкальные, ладонь с две моих будет. И вот в этих своих миниатюрных руках Леха держит что-то, и в глазах незамутненная детская обида плещется, как девятый вал на известном произведении одного, опять же очень известного, живописца, и если эту стихию вовремя не унять, то затопит она весь микрорайон. А все дело в том, что сжимает Леха в своих кулачищах обрывок того, что судя по всему при жизни было тельняшкой с еле различимыми полосками линяло-голубого оттенка. Леха прокашливается и сипит севшим голосом: «Я же в ней год и девять, на пузе по ущельям, а она ее на тряпки…» Из комнаты выходит зареванная Лехина жена — Ленка и в нос начинает оправдываться, дескать хоть ты ему скажи, не виноватая я, не специально так вышло, а исключительно по глупости…