Зима пробормотала что-то невнятное и убралась, не оставив в памяти никаких значимых событий.
Я стоял у окна и отрешённо смотрел на больничный двор. Снег подленько таял под весенним дождём, шипя на прощание «ещё увидимся, с-с-суки». Ну, а суки творили непотребство: местная приживалка Бармалейка пристраивалась сзади к кобелю Пирату. «Эмансипация, - устало подумал я, - даже безхуйность не останавливает».
Шёл шестой месяц, как я находился в этой клинике. Тоска была невообразимая. Даже еженедельные обследования, которые раньше вносили хоть какое-то разнообразие, надоели. Телевизор был регламентирован: футбол смотреть запрещали (сильные эмоции нарушали чистоту эксперимента), и футболом у нас было шоу «Своя игра», поставленная из Америки по ленд-лизу.
Сейчас я даже плохо помнил, что подтолкнуло меня на эту авантюру: толи потеря работы, толи уход жены. Странно всё это – работу найти можно другую, а с уходом жены из жизни исчезает такое зло, как тёща. Скорее всего, мелкое тщеславие и тривиальная лень. Как же, «Виктор Николаевич, ваш случай уникален! При таком образе жизни иметь такое крепкое здоровье! Мы нуждаемся в вас!». К тому же, бездельничать девять месяцев за неплохие, в общем-то, деньги – кто откажется? Никто. Вот и я не устоял, и влип обеими ногами в жир. И не сбежишь – контракт.