На дне мешочка остаётся одна-единственная золотая крылатка. Одним движением когтя вылущиваю из неё орешек, легонько его прикусываю, затем изо всех сил сжимаю зубы, одновременно сдвигая челюсти в сторону, — и очередное каменное ядрышко падает на землю. Люди рукоплещут и всячески выражают своё восхищение с той стороны невидимого барьера. Как всегда. Да и пускай. Мне нравится.
Поднимаю ядрышко. Гладкая поверхность приятно холодит кожу. Съесть или пускай его? Желудок возмущённо бурчит и недвусмысленно высказывается насчёт «съесть», но я не спешу. Зажав ядрышко коготками, смотрю сквозь него на солнце. В зелёном камне плавают крохотные искорки и блики, постепенно складываясь в картину красивого города — не хуже, чем этот, за барьером. На высоких башнях сверкают камни, такие же гладкие и зелёные, как ядрышко, только огромные и умело гранёные. У ворот стоит воин с длинной бородой, заплетённой в косички, к нему приближаются диковинные путники: жёлтое косматое чудовище, мешок в шляпе и шагающие доспехи с топором. Сзади семенит девочка с маленьким пёсиком. Высоко над ними пролетает стая летучих тварей, подозрительно похожих на низших служителей из Нифльхейма…
Нет, не съем. Стрескать такой мир — это совсем бесчувственной куницей надо быть. Мама Рататоск опять будет ворчать, что я плохо питаюсь, — но, к счастью, недолго, она у меня добрая. Ещё ясеневых крылаток принесёт.