Ежегодно осенями я убегал на дачу. Придумывая себе какое–нибудь задание (привести ли в божецкий вид всю смородину вдоль забора, покрасить ли дом и что еще), я тут же неделями игнорировал его. На дачах к моменту моего приезда фактически не оставалось соседей. Бабье лето много лет подряд наступало удачно поздно. Попивал, конечно.
Соседей не бывало, но на дальнем конце садового товарищества жили сторожа: Федька и его мать, носившая невозможное имя Степанида. Федьке, немногословному атлетичному молодому человеку, было лет двадцать пять. Мать его Степанида была безумная старуха, набожная, глупая, от неудачной жизни рано одряхлевшая. В девяностые, когда Федька был еще подростком, они беженцами рванули с каких–то горячих югов в Подмосковье. Теперь же податься им, собственно, больше было некуда. Отдавая себе в этом отчет, общее собрание садового товарищества годами издевалось над сторожами низкой зарплатой, глупыми придирками и обвинениями в неблагодарности.
Однажды ночью, переходившей в утро, палил я костер, пёк картошку да запивал водку крепким чаем. Утомясь чтением, рассылал пьяные смс–ки знакомым барышням. В силу позднего времени и привычки к этим глупостям барышни не отвечали. Одет я был хорошо, тепло, поэтому через некоторое время, упав на сырую траву и немножко отползя к кустам, я заснул и проспал часа полтора.