Чтение превратилось в сладостный, вытягивающий кости и наполняющий отлежавшиеся мышцы лимонадом смысл жизни тринадцатилетнего подростка. Приключения детей капитана Гранта под утро вжималась в ничего не соображающую голову, чтобы следом накрыться Смоком Беллью и Мересьевым, Вакулой и Сашей Панкратовым, передовицами Правды, Труда, Комсомолки, статьями Гайдара, в которые никто кроме Гайдара не врубался и не верил, да что уж там – даже стенограммами заседаний Президиума Верховного Совета РСФСР… Вместо выводов и вдумчивой оценки закрывались одни и тотчас открывались другие книги, газеты, журналы… Глотание любых текстов стало почти физиологической потребностью, заставляющей первым обшаривать почтовый ящик в поисках газет; вместо центрового подвала идти в библиотеку; рвать почтовые бандероли с выписанными книгами… и скорей, скорей на любимый диван — пожирать текст, — именно жрать, без разбору, страницу за страницей, превращая мозг в тупую кашу из нужной и ненужной информации…
Только в конце второго курса, лихо восполнив в областном центре все не доставшиеся мне в школе впечатления, вообще перестав читать, я понял, что из себя представляла эта подростковая книжная болезнь. Она была самый простой выход в другую действительность из окруженного болотами сибирского городка, забитого нефтью, мошкой, жгучими морозами, бывшими советскими запутавшимися в жизни интернациональными трудягами, шпаной, и паленым спиртом со странным названием Рояль.