Я живу в Москве и около нее двадцать два года из моих неполных сорока. То есть – большую часть жизни. Однако я остаюсь для тех, кто родился в Москве, лимитой. Понаехавшим. Это было бы понятно в американской традиции, где в городе о трехстах жителях существуют свои древние правила и законы. Но в многомиллионном мегаполисе такая фиксация на собственной самости выглядит смешной и беспомощной.
Москву сделала лимита. Москва сама по себе, в своей исконной провинциальной серости – деревня. Забытая светом провинция, из которой сбежала правящая династия. Сбежала не просто так, а потому что в Москве было скучно. А все оживления Москвы как организма обычно были связаны именно с приезжими – начиная с князя Даниила Александровича и заканчивая мэром Лужковым, который хоть и родился в столице, но зато в семье самых настоящих лимитчиков, понаехавших из Тверской области.