Июнь 1856 года выдался на редкость солнечным и знойным, особенно по меркам столицы. По словам старожилов, помнивших еще страшный паводок, опустошивший город в ноябре двадцать четвертого, такой засухи не было уж лет двадцать, а то и больше. Сухие, пыльные дни плавно перетекали один в другой, не делая никаких намеков на изменения в погоде.
В эти летние месяцы столица оставалась в запустении на некоторое время, без шумных балов, приемов и праздников. Большинство знатных фамилий проводили время за городом, в глуши и покое сельских пейзажей.
Над прогретым за день гранитом набережных до самого вечера дрожало марево, и даже легкий ветерок, изредка дувший с Невы, не мог облегчить страданий горожан, коим, по тем или иным причинам, пришлось остаться в городе, продолжая свою будничную деятельность. Город устал. Город ждал дождя.
В числе оставшихся, неожиданно для себя самого, оказался и Николай Иванович Пантелеев – задержали дела разного свойства и характера: его статья в одном из журналов столицы имела довольно серьезный резонанс, предвещавший вмешательство тайного сыска, дядя в очередной раз слег, и, будучи бездетным вдовцом, мог рассчитывать исключительно на племянника. Впрочем, и Ольга Александрова никак не покидала Петербурга, что было не совсем в порядке вещей, ведь она, одной из первых, каждый год уезжала от “гранитной учтивости” и “холеных мостовых” – ближе к земле и природе. Мучаясь неизвестностью относительно ее планов, Николай Иванович, не торопился уезжать из столицы, надеясь на снисхождение неприступной красавицы, а так же боясь задеть или обидеть ее своим отъездом.