Солнечный свет брызнул в глаза осколками битого стекла. Глаза рефлекторно закрылись снова.
-Бля, морщась от солнца, произнес Тимофей и попытался закрыться от острого как бритва света, руками. Утро наступило как всегда неожиданно и противно, отдаваясь рвотными спазмами. Тимофей с трудом приподнялся на кровати сквозь накатившее головокружение и позывы организма избавиться от остатков вчерашний закуски в желудке. Посидев немного, Тимофей рывком скинул костлявую ногу, скупо поросшую редкими
куцыми волосами на холодный пол. В голове при этом зазвенело. Встав с кровати, Тимофей, шатаясь, поплелся на кухню, чтобы водой расклеить слипшиеся от похмельного сушняка кишки. На кухне чем-то воняло,
возможно, засохшей в раковине блевотиной, а возможно чем-то из заплесневевшей сковородки, стоявшей на плите. Дрожащая, худая рука Тимофея нетерпеливо схватила чайник за липкую грязную ручку.
-Тваю мать, лениво выругался Тимофей и сплюнул что-то засохшее на губах на пол. Дойдя до раковины, звенящей от стекающей струйки воды, Тимофей поставил пустой чайник рядом и блаженно припал к сочившемуся
из крана живительному соку, одновременно открывая кран сильнее. В засохшую вонючую пасть Тимофея сильной струей хлынул божественный напиток. Наверное, нет ничего вкуснее с дикого бодуна, чем холодная, искрящаяся вода из-под крана. А впрочем, до настоящего похмелья было еще далеко, Тимофея терзал обычный физический отходняк, проявляющийся всего лишь в головокружении, сухости во рту и какими-то вспышками перед глазами.