ОСОБО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫМ НЕ ЧИТАТЬ!
Зима 1942 года в блокадном Ленинграде была особенно тяжелой. Мария, пошатываясь от усталости, шла по улице осажденного города. Метель нещадно набросилась на женщину. Сильный порыв ветра едва не сбил Марию с ног, злые снежинки больно впились в беззащитную кожу. В затемненном сознании лениво возникла мысль, что если она упадет, то сил подняться ей уже не хватит. Но Маша не могла умереть. Не имела права. И женщина упрямо шла вперед, прикрывая лицо дырявыми варежками.
Сумасшедший ветер в ансамбле с водосточными трубами домов, протяжно завывая, казалось, исполнял торжествующую симфонию смерти. Заметаемые снегом трупы то и дело встречались на пути.
Марии придавали сил две пайки хлеба, которые она заботливо засунула в старый, купленный еще до войны лифчик. Она несла их сыну. При мысли о нем сердце ее сжалось, и тревожно затрепетало: «Как же там мой Ванечка?». Восьмилетний Иван был очень плох, и последнее время не вставал с кровати. Дочку Аню, которой было всего три годика, Маша неделю назад, с разрывающимся от боли сердцем, посадила в хлипкую полуторку, в надежде, что она выберется из гиблого города по «дороге жизни». Для Анечки это был единственный шанс остаться в живых.
Уже давно Маша впала в какое-то странное состояние, похожее на последние ощущения человека, который вот-вот потеряет сознание. Все вокруг происходило как будто не с ней, мысли в голове стали неповоротливыми и липкими, как личинка жука.