Сортир был замечательный: на три персоны, крепко сплоченный в паз из отличной сухой сосны, пахучий и смолянистый. Его привезли в самом конце мая, накануне каникул, и положили дверями вниз поверх растоптанной кучи песка на заднем дворе, рядом с голубятней. И оттуда он смиренно таращился на нас тремя своими сердцеобразными жерлами – пока обстоятельные алкаши из домоуправления неспешно копали и обкладывали кирпичом глубоченную выгребную яму. Все лето, пока продолжалась эта стройка века, сортир в положении лежа стойко сносил тяготы и лишения, выпадающие на долю того , кто взвалил на себя бремя быть единственной детской забавой в округе. За время лёжки он успел побывать танком, подводной лодкой, луноходом и даже гробницей фараона. К нему, самозваному деревянному идолу, мамаши из соседних домов приводили своих детей, и в хорошие дни во все три отсека дощатой субмарины набивалось до двух десятков сопливых романтиков детсадовско-октябрятского возраста. С наступлением же темноты в центральной зале открывалось нечто вроде салуна: там собирались мы – уже «взрослые»,обнаружившие первые волоски на лобке и познавшие первые радости полировки эфеса нефритового меча. Привычно занырнув друг за другом, ногами вперед, в отполированное до блеска центральное сопло «райклуба» мы зажигали свечку, курили, пускали по кругу «огнетушитель» портвейна «Кавказ», бренчали, показывая друг другу аккорды, на гитаре и говорили «о бабах» . Пару раз была с нами и соседка Ленка, и мне даже удалось подержаться за ее сиськи, маленькие и трепещущие в руке, как испуганные цыплята.