Оленька не могла спать в своей кроватке. Рассказывала, что пришивала пуговичку к сорочке, лежа в постельке. Перекусывала зубками острыми нитку, обронила иголку, а та возьми, да потеряйся. С тех пор уверяла, что стоит ей только прилечь, глазки сомкнуть – тут же иголка принимается жалить в тело белое. Как ни ворошила постельку, простынки встряхивала, а иголку найти не могла. И маменька тоже искать помогала, да только нету иголки – как сквозь землю провалилась! А папеньки у Оленьки не было – та и не помнила его вовсе. Сказывали, что как-то под Рождество полез пьяный на крышу антенну от короба телевизионного править, да поскользнулся неловко на ледку тоненьком, с крыши свалился и помер на месте.
Словом, не было покоя никому в доме – только домашние все спать улягутся, тут же крики жалостливые раздаются: «Колется! Ой, колется!». Думали, блажь какая нашла на девку, но Оленька с готовностью задирала юбчонку и показывала полные бедра в алых точках иголкиных укусов. Зажмет сальце свое молоденькое между пальчиками, и выступают маленькие капельки крови – перетертая с сахарком красная смородина.