Свесив ноги с парапета, я сидел на крыше хрущёвки и вдыхал прохладу ночи левой ноздрёй. В киселе моего усталого сознания барахталась вялая, но назойливая мысль о том, есть ли особая разница между Идой и Пингалой. Правая ноздря была забита мёртвой кровью, что помешало мне чуть раньше уловить аромат «Иссей Мияки», исходивший от молодой особы, которая приближалась по протянутому с соседнего дома телевизионному кабелю «Космос TV». Она была в похожем на саван белом ночном одеянии от новомодного грузинского кутюрье Роберта Кавалия. Уподобляясь цирковой канатоходке, особа балансировала в ночном небе при помощи лёгкой, зажатой между мизинцем и большим пальцем, каждодневной прокладки. Легко ступая босыми ногами по тонкому тросу, она тихо мурлыкала себе под нос что-то из Шадэ: «Дис из ноодинари лав... но одинарилаав»