− И-и-и-и, - жалобно сказала она.
− И-и-и-и, - хихикая, передразнил ее я.
После чего заклеил ей пасть скотчем, и она даже «ии-и-и» сказать не могла. Я пристально посмотрел ей в глаза. Она выглядела сломленной, и даже не пыталась что-либо предпринять. Но мне этого, мать ее, было мало. Я изо всех сил пырнул ее в бок столовым ножом, и в который раз подумал, что неплохо бы их наточить. Ну, оставшиеся, по крайней мере. Этим пользоваться я бы побрезговал. После такого-то... От боли у нее расширились глаза — и я убедился, что как и все штампы, этот, ну, про глаза, оказался очень жизненным, - и она попробовала отползти. Как бы не так. Я посветил фонариком в бок. Рана была. Ничего, кроме кулечка со стиральным порошком, у меня не было. Так что я засыпал в рану его. Тут-то она и попробовала заорать последний раз, да ведь пасть-то у нее была заклеена скотчем.
− Эй, что это вы тут делаете? - спросил, покачиваясь, какой-то местный алкаш.
− Играем с собачкой, - сказал я, прижимая голову шавки к земле.