Александр Семёнович лежал в своей постели, пощипывал бороду и щурился от утреннего солнца. Под одеялом он чувствовал тяжесть заброшенной на него ножки, а на щеке белокурые кудряшки Царьковой. Учитель биологии и его ученица. Восьмиклассница-пигалица, с заячьей мордочкой и точёной фигуркой. В трудовом лагере, куда Александра Семёновича направили воспитателем, между ними что-то произошло, пролетел как будто амурчик, «приапчик», как смеялся Александр Семёнович, считая его не настоящим, а лишь выдуманным пятнадцатилетней девушкой. Однако выдумка увлекла обоих. Казалось, напряжение спало, класс вернулся из лагеря, но Царькова сама заявилась к Александру Семёновичу, и он повёл себя как подросток. Он поддался чарам «приапчика» неожиданно для самого себя. Неожиданно даже для Царьковой.
Теперь он лежал в своей постели в «блаженном кошмаре». Царькова спала. Или притворялась, что спала. Александр Семёнович подумал, что вопреки общему мнению, этот прекрасный возраст совсем не так непосредственен. Быть может непосредственен, но не так однозначно. Сплошное притворство, пижонство, подражательство, выступающее неприкрыто, с напором и амбициями. В этом как раз и непосредственность, то есть «откровенное враньё»… Александр Семёнович спохватился: «Что же теперь делать? До учебного года две недели. Время для того, чтобы заставить забыть девушку о его ошибке, явно недостаточное. Или достаточное?» - Александр Семёнович потянулся за сигаретой и на мгновение задержался.