Впервые за много лет я видел моего друга в такой прострации. Всегда энергичный, деятельный и неуемный, Холмс напоминал сейчас своего классического клиента – унылый и апатичный, с невозможно постным лицом, он неподвижно сидел в своем любимом кресле, обхватив колени сцепленными в «замок» руками, и неотрывно, даже не моргая, смотрел на клочок бумаги, лежащий перед ним на подлокотнике. Уже только это, само по себе, демонстрировало полную неординарность происходящего. Я открыл было рот, намереваясь узнать, какое невоображаемых размеров бедствие навлекло на него такую вселенскую тоску, но тут мой взгляд упал на ковер и я буквально лишился дара речи – там, кучей ненужного хлама покоились останки вещей, которые я всегда считал даже не столько неотъемлемыми аксессуарами быта моего друга, сколько неотъемлемыми частями этого неповторимого свидетельства божественного всемогущества, самого Шерлока Холмса – разломанные и, как мне показалось, растоптанные обломки любимых трубки, скрипки и инъектора. Если конец света действительно наступил, то я воотчию видел подтверждения необратимости этого события. Мой разум был не в состоянии вообразить такую катастрофу, которая могла бы стать причиной запредельного безумства, овладевшего Холмсом в тот ужасный миг, когда его каблуки крошили едва ли не его собственную плоть.
Словно пораженный громом, я замер посреди гостинной, не способный издать ни звука. И, видимо, осознав, что большего мне просто не вынести, милосердное Провидение ниспослало чудо – Холмс пошевелился, поднял голову и перевел свой безжизненный взгляд на меня. Я почувствовал, как по спине заструился холодный пот – на меня смотрел мертвец. Однако раньше, чем охвативший меня ужас сделал свое черное дело, остановив мое сердце, взгляд Холмса потеплел, а на губах появилась столь знакомая мне ироническая улыбка.