Мой дядя по отцовской линии старше меня всего на два года, и поэтому дядей я его никогда не называл. Витька и Витька. Под его молчаливым прикрытием я приобретал во дворе авторитет, потому что запросто мог подойти к «старшакам» и с ленцой протянуть им руку для приветствия, стрельнуть сигарет, потрещать за жизнь и ткнуть кулаком в плечо дядьки: давай, Витек, я свалил. В ответ получал одобрительный подзатыльник и, по блатной моде ссутулив плечи, шаркал к поплевывающим в сторонке корешам-сверстникам. И хотя у других пацанов тоже были старшие братья, по сравнению с теми мой дядька обладал куда более весомым авторитетом. Он был рукопашником, не курил и не пил даже пива, много молчал и редко говорил, зато в стычках стенка на стенку всегда летел впереди всех и с гиканьем врубался в толпу неприятеля, успевая в первую же минуту вырубить троих-четверых бойцов.
После девятого класса Витька поступил, как и ожидал мой отец, в физкультурный техникум, но не на тренера-рукопашника: еще до всех вступительных конкурсов, в день подачи документов он спарринговался с каким-то башкиром и сломал руку. В итоге – четырехлетка на учителя физкультуры; обидно было даже мне, а Витька – тот вообще впервые в своей жизни напился.
Наступил сентябрь, я пошел в девятый класс, Витька – в «бурсу», нас разделяли полторы сотни километров, а объединяли Витькины друзья. Примерно раз в месяц они ухитрялись как-то навестить Витьку, и как выяснилось позднее, дело было не только в крепкой дружбе. В декабре, зафрахтовав у какого-то деда разбитый в говно «рафик», старшаки поехали к Витьке в Михайловку и прихватили с собой меня – после долгих уговоров.