Вываленные из банки макароны смачно заурчали на маленькой сковородке в разогретом электроплиткой масле, распространяя аппетитный аромат. Погрузив в макаронную толщу небольшую котлетку и посыпав сверху хрупкими кудряшками сыра, Иван Петрович накрыл сковороду крышкой и, глотая густую слюну, развернул газетный свёрток. Извлечённый из свёртка пузатый солёный огурчик лёг на стол рядом с мутной гранёной стопочкой. Старик оценил получившийся натюрморт и довольная улыбка растянула его синеватые губы, углубив резкие морщины на покрытых седой щетиной щёках.
Неожиданный звонок в дверь заставил Ивана Петровича вздрогнуть. Довольное выражение лица улетучилось. В дверь снова позвонили. Досадливо чертыхаясь, старик засуетился у стола, обжигаясь и ещё больше суетясь и громче сквернословя, он снял с плитки сковородку, покрутился в поисках костыля и, сильно припадая на левую ногу, вышел из своей каморки. Звонок разрывался и, многоголосым эхо отражаясь от кафельных стен, тонул в глубине коридора.
Угрюмо проковыляв к двери, Иван Петрович сдвинул в сторону массивную щеколду. В распахнувшуюся дверь ворвался подгоняемый в спину пронзительным ноябрьским ветром санитар Серёга в синей спецовке и сдвинутой на затылок чёрной «пидарке». Приблизив к старику раскрасневшуюся физиономию, Серёга дохнул на него густым перегаром:
- Ты чё, дед, приспал на боевом посту? Принимай пациентку, ёбта!