Мужчина, скорее даже старик, передернул широкими плечами - было уже по-осеннему холодно, особенно с утра. Над покрытой росой травой стелился туман, и отдельные его клочья, куцыми маленькими облачками, долетали до резного крыльца, которое по-домашнему уютно скрипнуло под человеком, на него ступившим. Тот поднялся на широкую веранду и остановился позади удобного кресла красного дерева, вынесенного услужливым Фёдором из тепла старого дома чуть ранее.
Широкие ладони Льва Николаевича легли на спинку кресла, ещё хранившего в глубине своём тепло кошкиного тела, почивавшего на нём незадолго до, и погладили благородное красное дерево. Поднатужившись, мужчина перетащил величественную часть интерьера поближе к балюстраде, чтобы наслаждаться видом сада, простиравшегося до самого заросшего кувшинками пруда.
Старик медленно опустился в кресло. Проницательные глаза под кустистыми бровями были тусклы, мощная фигура уныло сутулилась. Весь облик великого писателя выражал крайнюю степень тоски.