В гробу картонном мы прожили года два. По чести сказать, ничего хорошего в нем нет, в гробу этом. Во-первых, тесно. Во-вторых, не видать ни хрена, кроме рубашки соседа, что под тобой. Или соседки. А тебе в рубашку тот, кто над тобой, пялится. Или та. Календарю только повезло, его сверху присобачивают, значит, никто в задницу не смотрит. Хотя вот убейте, не понимаем, ну на кой фарт на нас календарь кладут. Это все равно, что в коробку с леденцами презерватив засунуть.
Ну да ладно, два года не двести двадцать, а наши, бывало, и поболе в гробах загибались да под стеклами в музеях истлевали. В общем, всякой дряни приходит конец, вот и мы, на этот самый конец, отмучались. Родились, значит.
— Век козырной не бывать, — ахнула эмоциональная Двойка Пик. Она лежала в самом низу и поэтому первой увидела тех, кто помог нам родиться. — Ну и ряхи.
В следующий момент нас развернули веером, и все убедились, что Двойка Пик не врала: ряхи на самом деле оказались те еще.
— Хорошие карты, пластиковые, — сказал обладатель той ряхи, что помоложе, с длинным кривым носом, прилизанными бакенбардами и щербиной там, где у нормальных людей зубы. — Сносу им не будет, Карпыч, в бутике за полторы сотни взял.