В пионеры принимали 22 апреля в день рождения Ленина. Учительница
за неделю до этого спросила нас:
«Кто считает себя недостойным быть пионером — поднимите руку». Я
поднял руку, думая, что сейчас вся наша
банда последует моему примеру, но за мной последовали пару
человек.
Я вспоминал Ленина каждый день. В особенности то, что нам
рассказывали, какой он был честный: в гостях у тёти
маленький Володя разбил вазу, все дети (и Володя) сказали, что это
не они. По приезду домой Володя не мог спать
и есть — его мучило, что он соврал. Он рассказал матери, и они
написали тёте письмо с признанием. Вот почему я
поднял руку.
Короче, меня не приняли в пионеры 22 апреля. Все носили галстуки,
а я оставался октябрёнком.
Меня приняли 9 мая, в День Победы, у вечного огня. Я прочитал
клятву пионера, мне повязали галстук.
Узел затянут — я — пионер!
С того дня я ел, спал и гулял с галстуком на шее. Я стирал галстук
каждый день, выглаживал его и был очень
опрятен. Большинство и завязывать-то его не умели. Меня бесили
жёванные и грязные галстуки. Галстук для меня
был тем, чем является красная повязка для Рембо.
Я скучаю по этому времени, я хочу обратно, в матрицу...