Свет мой, дорогое мое, золотое, серебряное, покажи мне сегодня что-нибудь приличное, - умоляла Машка, отдергивая занавеску, за которой жило зеркало.
Из зеркала смотрела проститутка. Круглые коленки над коротенькой юбкой приглашали погладить, нет, скорее, полапать; ярко-малиновые губы хотелось искусать, до боли, так, чтобы непонятно было – помада это или кровь; наглый взгляд говорил: возьми меня немедленно.
- Плесень, - зло сказала Машка, топая ногой, - плесень поганая.
Зеркало задребезжало.
- Смеешься, гадина? Над кем смеешься?
Машка бросилась к шкафу. Так. Юбку подлинней. Помаду стереть к черту. Ну, и кто окажется из нас в дураках на этот раз?
В дураках оказалась опять-таки Машка.
Проститутка никуда не исчезла. Она только зачем-то нацепила идиотскую юбку, никак не идущую к ее вызывающему виду. Впрочем, юбка эта плотненько сидела на бедрах, подчеркивая их приятную округлость.
Переодеваться не было ни времени, ни смысла
- Плесень, - еще раз, уже беззлобно, сказала Машка своему отражению и побежала на работу.