Когда отправляешь людей на войну, тебе всегда страшно. Страшно за своих людей, которым вручаешь предписания и ВПД. Страшно за их жен и детей, страшно, что однажды придет «похоронка» и вместе с ней тебе, как командиру, придется идти и стучать в дверь, смотреть в глаза жене того офицера, которого ты отправил на смерть и говорить, запинаясь, а она уже все знает, только кивает потеряно. Не верит, но уже знает, и в глазах у нее боль. Такая мука, что самому неуютно и хочется сдохнуть, лишь бы не видеть наворачивающиеся у нее на глаза слезы, не слышать как ее сын, вернувшийся со школы, изумленно спрашивает:
- Мама? Что случилось? – а ты, командир, стоишь и мнешь эту бумажку в руках, не зная куда себя деть. А того человека уже нет. Безвозвратно нет.
Страшно.
Это называлось - «командировка». Первая Чеченская.
***
Нет, выбирает, кого же послать в «командировку», не командир, а кто-то в вышестоящих штабах. Да и отправляют только с согласия офицера, но все равно страшно, сердце болит. Потому проводы бывают обычно бурные. Все старые дрязги и неприятности забываются. Офицеры все же больше других понимают, чем грозит поездка в зону боевых действий, не важно, писарем или на передовую. Потому переживают, потому верят, потому и пьют, провожают.