Эти джинсы нафаршированы жопой, их распирает стокилограммовой любовью. Эта женщина бескомпромиссно раздвигает пространство, она плывет, как пароход. Монументальные ноги давят до писка несчастный асфальт, чуть выше спрятан от лишних глаз, обтянут сначала джинсами, а потом безмерными в мире мер трусами, сакральный центр ее тела. Там алчно чавкает её пизда.
Это моя женщина.
Я мерзну на продуваемой всеми ветрами троллейбусной остановке где-то в центре яростной зимы. В моих чахлых руках дрожит букет цветов. Желтые и красные пятна бутонов бессмысленно дрочатся в пространстве, с трудом перенося кару стандартного женского опоздания. Она могла на десять минут раньше начать ритуал скрывания своей наготы, могла отказаться от бездарной мазни косметической настойкой спермы. Могла не причесывать свои химически засушенные волосы, могла не надевать каблуки, могла чуть быстрее шевелить своими ногами. Но нет! Она знает, что умирающие цветы будут бессмысленно дрочиться на остановке в ожидании её. И поэтому делает ВСЁ.