Изо дня в день Апоплексий Степанович Горемыкин видел один и тот же сон, который начинался и заканчивался согласно неизменному сценарию. В окне соседнего дома, в глубине просторной квартиры, стройная блондинка, потряхивая крупными буферами, исполняла дикарские ритуальные движения под не слышимую музыку. Ее бедра чувственно смыкались и размыкались — при этом смыкался и размыкался в широких кальсонах Степаныча его помятый судьбою качанчик. Вдоволь натанцевавшись, блондинка с ПРИТВОРНЫМИ усилиями отстегивала хлопчатобумажные стропы бюстгальтера и обнажала свои загорелые дыни с багровыми пупырчатыми сосками.
Апоплексий Степанович, продолжая сжимать побледневшими руками цейсовский бинокль, яростно теребился буграми кальсонов о выступающие края балкона. Частота конвульсивных фрикций постепенно достигала средних космических скоростей. Изрядно повертевшись туда-сюда мускулистой попкой и томно закатив широченные глаза, роковая женщина бралась за кромки кружевных трусов и, спустивши их до половины… наглухо задергивала плотные шторы.